Не забыть нам песни бардов. Цикл эссе - Ирене Крекер

* * *

«Пускай моя Любовь, как мир, стара,Лишь ей одной служил и доверялся,Я – дворянин с Арбатского двора,Своим двором введённый во дворянство.

За праведность и преданность дворуПожалован я кровью голубою,Когда его не станет, я умруПока он есть – я властен над судьбою.

Молва за гробом чище серебраЗвучит мне вслед музыкою прекрасной,Но ты, моя фортуна, будь добра,Не выпускай моей руки несчастной.

Не плачь, Мария, радуйся, живи,По-прежнему встречай гостей у входа.Арбатство, растворённое в крови,Неистребимо, как сама природа».

Во время работы над очерком я много общалась с людьми, знавшими Булата Окуджаву по его выступлениям на концертах, по радио, на телевидении. В один из вечеров получила сообщение от знакомой из Москвы. Текст его был в унисон моим мыслям, поэтому и запомнился:

«Вспомнилось, как в начале 90-ых годов, гуляя по Арбату, на котором началась настоящая вакханалия перестройки, мы встретили Булата Окуджаву. Конечно, обрадовались, и хотели с ним поговорить. Но он, казалось, никого не замечал. Не могу сказать, показалось нам всем или на самом деле мы услышали, будто он грустно напевал: «Ах, Арбат мой, Арбат…». Но каждый раз, слушая песни в исполнении замечательных авторов, всплывает в памяти этот грустный эпизод».

А мне, когда я читала эти строки, вспомнилось одно из стихотворений поэта последних лет:

«Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант.В Безбожном переулке хиреет мой талант.Кругом чужие лица, враждебные места.Хоть сауна напротив, да фауна не та.

Я выселен с Арбата и прошлого лишён,и лик мой чужеземцам не страшен, а смешон.Я выдворен, затерян среди чужих судеб,и горек мне мой сладкий, мой эмигрантский хлеб.

Без паспорта и визы, лишь с розою в рукеслоняюсь вдоль незримой границы на замке,и в те, когда-то мною обжитые края,всё всматриваюсь, всматриваюсь, всматриваюсь я.

Там те же тротуары, деревья и дворы,но речи несердечны и холодны пиры.Там так же полыхают густые краски зим,но ходят оккупанты в мой зоомагазин.

Хозяйская походка, надменные уста…Ах, флора там всё та же, да фауна не та…Я – эмигрант с Арбата. Живу, свой крест неся…Заледенела роза и облетела вся».

А когда я узнала, что Безбожный переулок существовал на самом деле, то поняла, что всё в стихах поэта имеет реальную основу. И его метафоры – жизненны и неповторимы в своей образности и первозданности.

Читаю в интернете: «Не так давно ещё можно было свернуть с улицы Арбат в арку дома номер 43 и войти в эту жизнь. Позади большого шестиэтажного дома квадрат двора замыкали пристройки – три скромных двухэтажных домика. Над игравшими детьми и отдыхавшими бабушками шелестели деревья. На двор выходил чёрный ход – небезызвестный подъезд, в котором, и правда, не было лампочки, а неподалёку всегда находился чёрный кот – неужели тот самый? Двор был удивительно соразмерен человеку, обращён к нему, дышал любовью и добротой. Входивший сюда – будто оказывался в тёплой, тихой, уютной комнате. И песни Булата Окуджавы, вдохновлённые его двором, именно здесь звучали с особой силой сродства.

С детских лет Окуджавы до восьмидесятых годов двор почти не изменился. Всегда оставался верен своему двору и поэт, посвящая ему стихи, песни, прозу».

А совсем недавно нас с мужем посетил друг семьи из Сибири. Разговоры не обошли и тему Арбата. Посетить Москву и не быть на Арбате, по общему нашему мнению, – просто преступление. Нас, гостей столицы, он привлекает архитектурой зданий, которые не похожи друг на друга, театром имени Вахтангова, рестораном «Прага», кинотеатром документальных фильмов, где однажды мы посмотрели фильм о йогах, после которого муж был долго в восторге, и просто необычной особенной атмосферой, царящей там.

Воспоминания друзей лились рекой… А песни Владимира Высоцкого звучали в доме весь месяц с дисков, подаренных мужу ещё одним другом, здесь, в Германии, много лет назад. Мне стало интересно, знаком ли наш гость из глубинки, долгие годы работавший там железнодорожником, с поэзией барда Булата Окуджавы. «Да, конечно, – ответил тот на мой вопрос, не задумываясь. – Это же поэт Арбата».

Тот ноябрьский вечер мы посвятили песням Булата Окуджавы. Я слушала «Арбатский романс», подпевала автору, пыталась проникнуться мыслями, посетившими Булата во время создания песни.

«Арбатского романса знакомое шитьё,К прогулкам в одиночестве пристрастье,Из чашки запотевшей счастливое питьёИ женщины рассеянное «здрасьте»…

Не мучьтесь понапрасну: она ко мне добра,Светло иль грустно – век почти что прожит.Поверьте, эта дама из моего ребра,И без меня она уже не может.

Бывали дни такие – гулял я молодой,Глаза глядели в небо голубое,Еще был не разменян мой первый золотой,Пылали розы, гордые собою.

Ещё моя походка мне не была смешна,Ещё подошвы не поотрывались.За каждым поворотом, где музыка слышна,Какие мне удачи открывались!

Любовь такая штука, в ней так легко пропасть,Зарыться, закружиться, затеряться…Нам всем знакома эта мучительная страсть,Поэтому нет смысла повторяться.

Не мучьтесь понапрасну: всему своя пора.Траву взрастите – к осени сомнётся.Вы начали прогулку с арбатского двора,К нему-то всё, как видно, и вернётся.

Была бы нам удача всегда из первых рук,И, как бы там ни мяло и ни било,В один прекрасный полдень оглянетесь вокруг,А всё при вас, целёхонько, как было…»

Наш сибирский гость, слушая песню, настолько глубоко погрузился в свои мысли, что не смог сразу откликнуться на «наши позывные».

«Вся жизнь перед глазами прошла, – сказал он после затянувшегося молчания, почувствовав наше невысказанное участие. – Да, жизнь меня помяла. Ни за что дали четыре года, проведённые в «местах не столь отдалённых» и на поселении в Архангельске. Не с Арбата я, родился в Новосибирске, но песни Окуджавы мы пели и там, где бы я и врагу не посоветовал оказаться. А ведь прав Булат: «Всему своя пора». Вот, год назад жену похоронил, без неё я бы тогда на севере не выжил, приехала, колокольчик мой, зазвенела, залечила мои душевные раны, спасла.

Любовь такая штука, в ней так легко пропасть,

Зарыться, закружиться, затеряться…

Нам всем знакома эта возвышенная страсть,

Поэтому нет смысла повторяться.

Окуджава оставил след в наших душах. Мы пели его и верили в его слова.

В один прекрасный полдень оглянетесь вокруг,А всё при вас, целёхонько, как было.

Да, спасли меня тогда и беззаветно любящая подруга, и с ней «светло иль грустно – век почти что прожит», и песни Окуджавы стали частицей нашей совместной жизни. Но не в моей власти было сохранить мой колокольчик».

Грустная история с печальным концом. В то же время – сила песни врачует, лечит душу. Через такую правду понятнее и ближе становятся нам слова барда, рядом с нами прошедшего и свой жизненный путь.

«Надежды крашеная дверь,Фортуны мягкая походка,Усталый путник средь потерь,Всегда припрятана находка,Всегда припрятана находка,И пусть видна она нечётко,Но ждёт тебя она, поверь.

Улыбка женщины одной,Единственной, неповторимой,Соединённою с тобойСуровой ниткою незримой,Суровой ниткою незримой,От обольщения хранимойСвоей загадочной судьбой

Придут иные временаИ выдумки иного рода,Но будет прежнею она,Как май, надежда и природа,Как май, надежда и природа,Как жизнь и смерть, и запах мёда,И чашу не испить до дна,Как жизнь и смерть, и запах мёда,И чашу не испить до дна.И чашу не испить до дна».

* * *

Слава – несомненная, преодолевающая границы – пришла к Булату Шалвовичу Окуджаве ещё при жизни. Но мне по-прежнему не даёт покоя вопрос, теперь уже не столько, в чём секрет успеха, сколько, в чём тайна феномена Булата Окуджавы. Ведь он – не только поэт и исполнитель своих песен, но и композитор и – более того – личность, перед которой встают залы и поют вместе с ним его песни.

И до сих пор народ поёт их стоя, в едином порыве. Так, по словам знакомого москвича, в один из дней рождения Окуджавы сотни людей, заполнивших Арбат около театра Вахтангова, пели его песни «Возьмёмся за руки, друзья», «Песенка об Арбате», «Грузинская песня», «Молитва», «Пожелание друзьям», «Надежды маленький оркестрик» и другие. Это ли не свидетельство народного признания Булата Окуджавы!

Для понимания Окуджавы мне интересны и воспоминания режиссёра Владимира Мотыля (они вместе с Окуджавой писали сценарий кинофильма «Женя, Женечка и «катюша»):